Аркаша, Апрель 1998

(из серии "Новички в Америке")

Аркаша, на котором джинсы сидели как на бульдозере, решил вернуться на историческую родину любимых штанов, в Калифорнию. Хотя и в Москве ему было не хуже всех. В школе по немецкому у него была твердая тройка, а потому он решил, что это все-таки легче переделать в английский, чем в иврит, от одного вида которого бросало в изморось, впрочем, второго вида уже не было.

Первое, что Аркаша понял в Калифорнии: надо худеть и бросить есть. Он и бросил. Через пятнадцать минут весь их дом уже знал, что Аркаша бросил есть и стремительно худеет. К полудню о том, что Аркаше хорошо, знал весь город. Вечером Израиль был потрясен сообщением, что Аркаша уже почти парит и летает, потеряв последние остатки веса, а поздно вечером (по-калифорнийски), то есть за час до будильника пол-Москвы встало на трудовую вахту - Аркаша невесом и чувствует себя на верху блаженства.

Ночью Томка, Аркашина законная, разбудила деверя свистящим страхом: "Ездра Иезекилиевич, у нас на кухне вор!". Шурша неприкрытой грудью о китайский халат, Томка со своим пророческим деверем, прошедшим со взводом связи во время войны от и до, почти бесшумно ворвалась на кухню. Вспыхнул двухсотсорокасвечевый свет. Беременный мухомор, ослепленный этим чертовым Эдисоном, выронил в кастрюлю с борщом здоровенную кость и, дыша зависшей на носу капустой, выдержав трагическую паузу, истек истерикой:

-- ну. что вы все считаете?! Я, что, -- мало зарабатываю?

На этом процедура похудания закончилась и более не возвращалась: кость, как и прежде, стала доставаться Аркаше в положенное обеденное время, а не вместе с москвичами.

К языку местному Аркаша так и не привык, все ожидая, что, вот, наконец, они тут все бросят дурить и заговорят по-человечески. Слабые попытки лопотать по-немецки (а в голове осталось только две фразы "Хенде хох!" и "Геен шпацирен!", но обе почему-то всегда оказывались неуместными) ни к чему не привели, и Аркаша, скрипя новенькими мостами, пошел учить английский.

Ну, выучил. Ну, заговорил. А в Калифорниии - жуткая текучка кадров и населения. Те, что понаехали - не понимают аркашиного английского. И говорят:

-- Аркаша, ты лучше по-русски говори. Оно нам понятнее. чем твой английский.

Как тут не запить от ностальгии по родному английскому?

И Аркаша стал пить. Благо есть что и куда.

Однажды просыпается, а кругом - белым-бело от стыда, головной ломоты во всем теле и жуткой жажды там же.

--Что ж я, гад, вчера так нажрался? Ведь это ж надо - даже не помню, с кем, где и зачем? Ведь я - скотина последняя, хуже последнего трефного борова. Ведь у меня жена, и отец. И теща. И сынуля. А я - паразит несчастный. Иностранцы кругом. Увидеть могут. Вот позорище.

-- па, па, почини велик. Ведь ты обещал.

(вот же гад я, сынуле родненькому еще в Москве обещал велик починить. через две границы пацан велик волок. А я, мразь, лежу, вот, и рукой пошевелить не могу) - сейчас, сынуля, сейчас.џ сейчас встану, отвертку на кухне найду, и мы твой велик враз…вот, видишь я уже встал. И зубы даже не буду чистить, а на кухню сразу, за отверткой.

А на кухне - открытка: "дорогой Аркаша, тыры-пыры, поздравляем тебя с днем рождения, словом-за слово, ногой по столу, желаем тебя всяческого", а под открыткой - малохольные, один кошернее другого, селедочка под луком в фирменной семейной заливке, капустка родная, квашеная, пара бутербродиков с красной, и не самой дешевой там, а с настоящей, нашей, камчатской, глазастой, как одесская фемина, и, разумеется, бутылочка. Не полгаллоная, конечно, но и не пролетарская четвертинка какая-нибудь, а вполне увесистая семисотпятидесятиграммовка - скупая мужская доза.

-- Па, а па? А велик?

-- Вот я щас все брошу и буду велик чинить! Уроки выучил, паршивец?!

Без машины в Америке, как в колхозе без мата - дня не проживешь. Аркаша сдал экзамен на права, потому что инструкторы устали его принимать и пустили Аркашу на самотек, на растерзание хайвэй-патрулю и шустрым электрокарам на парковках. После всех и всяческих штрафов, судов и воскресных школ движения Аркаша понял, что разом больше трех нарушений делать нельзя, четыре - это только в самых крайних случаях, ну. а пять, - это уже когда действительно надо, вот так надо. И за рулем лучше не пить, лучше до или после.

Не привыкший застегивать ремень безопасности в Москве, здесь он часто забывал его отстегивать, а, согласитесь, неудобно подниматься на третий этаж, когда за тобой волочится этот драндулет выпуска 1981 года.

Так как по алгебре у Аркаши была все-таки круглая четверка, то он объявил себя программистом и устроился поначалу в какую-то американскую компьютерную контору, где, хотя и прилично платили, но надо было что-то делать, а Аркаша никак не мог понять, что. И тогда он открыл свой бизнес по русификации мексиканских компьютеров для Китая. Оказалось, что если там кое-что выбросить, то они русифицируются сами и очень хорошо идут на оптовой ярмарке в Митино.

Это приносило иногда по две-три копейки в месяц - и никто не приходил и не предлагал своей защиты от рэкета, никакая налоговая полиция не вваливалась в скромный аркашин офис "Хали-гали интернэшнл". Дело стало расширяться -- он открыл почти бесплатную школу компьютерных знаний и английского языка, где всего за четыреста долларов с каждого четыре раза в неделю рассказывал анекдоты и смешные истории из жизни компьютеров в Америке. Позже открыл еще бюро переводов и вовсю занялся переводческой деятельностью: посылал и принимал переводы в рублях и долларах, переводил их из валюты в валюту и друг в друга, И на этом валютном дисбалансе как-бы сам собой купился домик в спальном районе.

Когда Аркаше торжественно вручили права гражданства, он собрал самых близких друзей и заявил: "Вот хрен теперь демократы дождутся, что я за них пойду голосовать!". И не пошел.

Монтерей, 20 марта 1998 года